Имя

Год

Место

В работе, на базе арабских и христианских источников, рассказывается о том, как умер князь Рено де Шатийон.

«…Ибо жертва у Господа в Восоре
и большое заклание в земле Едома»
Книга пророка Исаии

«Был же меж них славной памяти Рено,
некогда князь Антиохии, сеньор Монреаля,
превосходный и упорнейший исповедник Христов
и совсем недавно ради Христа
увенчанный счастливым мученичеством»
Пьер Блуаский

«Наступил тот кристально просветленный миг,
когда человек прекрасно понимает,
что хуже ему все равно не будет,
а потому лучше умереть стоя,
чем жить на коленях...»
А. Бушков

Мусульмане искренне ненавидели «князя Арната» [1]. Арабские хронисты приберегали для Рено самые злые эпитеты и охотно лгали, когда речь заходила о деяниях Рено.

Что ж, такое отношение полностью оправданно. Немногие франки нанесли мусульманам столько вреда и унижений, как этот человек, которого некоторые историки, недолго думая, окрестили «рыцарем-разбойником». Рено проявил себя и как государственный деятель (одно время был регентом при Бодуэне IV, а в ходе кризиса 1186 г. Рено поддержал не собственного безвольного пасынка, но Ги де Люзиньяна), и как дипломат (вспомним об успехе его миссии к императору Мануилу). Блестящие стратегические таланты Рено продемонстрировала кампания в Красном море, где он попытался нанести удар в самое сердце исламского мира в целом и державы Саладина в частности [2]. Его тактические умения доказала победа при Монжисаре. Но самое главное: Рено так и остался рыцарем-крестоносцем, посвятившим свою жизнь защите Гроба Господня. К несчастью, как оказалось, он был последним крестоносцем королевства Иерусалимского. Пулены, занятые внутренними распрями, не смогли понять одного: мусульман христиане устраивали лишь в качестве рабов. И если кто-то из сирийских франков и был готов на это, то уж точно не пришелец из Западной Европы, которым всегда ощущал себя Рено. И его люди тоже: вспомним, что гарнизон Керака сдался лишь более чем год спустя битвы при Хаттине, а Монреаль выстоял до самого апреля/мая 1189 года! При этом в обоих случаях было с самого начала понятно, что помощи извне не будет, а капитулировать люди Рено могли беспрепятственно (имея вдобавок на то приказ супруги покойного князя!), получив свободу и пропуск к своим единоверцам на побережье. Но они предпочли держаться до последнего, верные своим крестоносным идеалам, как и их погибший сеньор...

Тогда же, в начале 1187 года, после захвата каравана из Египта, Саладин, прекрасно понимая провокационный характер этого маневра, тем не менее счел политически выгодным подтвердить свою, якобы, непричастность к отправке каравана и «поклялся, что когда Всемогущий Бог дарует ему победу над ним [Рено], он лично его убьет» (Баха ад-Дин). Рено прекрасно осознавал грозившую ему смертельную опасность. И тем не менее он не только прислал войска для кампании против Саладина, но и сам присоединился к королевской армии. Хотя мог и остаться в своем неприступном замке, благо возраст это ему позволял и имелся приличествующий случаю повод - необходимость защищать свою сеньорию от мусульман, разорявших ее земли с конца апреля до исхода мая.

Не буду рассказывать здесь о том, как жил Рено, какова была его роль в политике королевства, его ответственность за решения, принятые в ходе Хаттинской кампании. Расскажу лишь о том, как умер князь Рено. И что бы и кто бы ни говорил потом, Рено де Шатийон встретил смерть так, как и подобало - хладнокровно и бесстрашно глядя ей прямо в глаза...

Для начала - дата. Почти все источники относят смерть Рено к 4 июля 1187 г., дню поражения франков при Хаттине. Только «Книжица о завоевании Святой земли Саладином» (анонимная хроника, основанная на сообщении очевидца, участника Хаттинской баталии) утверждает, что «Рено, князь Монреаля», был убит «на следующий день», т.е. 5 июля. Безусловно, это неточность.

Теперь о том, как протекали последние минуты жизни князя. До нас дошло несколько подробных описаний. Все они основывались на словах очевидцев, как из мусульманского лагеря (Имад ад-Дин, возможно сын Саладина ал-Афдал и другие свидетели), так и со стороны христиан, поскольку Рено погиб если не на глазах, то рядом с другими знатными пленниками, включая короля Ги. Пьер Блуаский (1187-1189 гг.), например, ссылался на свидетельства братьев военных орденов [3] и «брата короля Иерусалимского». Последний не кто иной, как коннетабль Эмери де Люзиньян, сам будущий король, в тот момент стоявший подле своего брата и, соответственно, Рено [4]. В октябре или ноябре 1190 г. в лагере под Акрой он поведал обстоятельства этого ужасного дня архиепископу Кентерберийскому Балдуину и самому Пьеру Блуаскому. Пьер уже написал свое Житие Рено (декабрь 1187 / январь 1188 г.), но счел нужным добавить ссылку на авторитет королевского брата в свой труд и, вероятно, внести редакторскую правку.
Но мы начнем с мусульманских авторов. Как пишет Имад ад-Дин, после победы закованные в цепи пленники прошествовали перед сидящим маликом Египта. Сначала перед Саладином провели магистра тамплиеров и братьев военных орденов. Затем настала очередь короля Ги, его брата, сеньора Джубайла, Онфруа Торонского (пасынок Рено) и самого Рено. Из письма Абд Аллаха б. Ахмада ал-Мукаддаси (написанного под Аскалоном 20 августа 1187 г.) видно, что Рено был взят в плен (а потом убит лично Саладином) гуламом курдского эмира Ибрахима ал-Михрани. Имад ад-Дин похваляется, что Рено был схвачен в числе первых [5].

«Как только пленник оказался перед ним, он велел усадить его подле короля (тот сидел совсем рядом с султаном), упрекнул в вероломстве и, напомнив ему о его злодеяниях, сказал тому: „Сколько раз ты клялся и нарушал клятвы, сколько раз ты давал обещания и отрекался от них, заключал и разрывал договора, сколько раз ты опережал соглашение, чтобы затем отвернуться от него!“ На что Арнат ему ответил через переводчика: „Но таков, воистину, обычай королей, и я лишь следовал по проложенному пути“. Король же испытывал жажду и был опьянен страхом, отчего у него кружилась голова. Султан обратился к нему ласково, уняв терзавшие его опасения, усмирив ужас, заставивший биться его сердце. Затем он велел принести ему [королю] воды со льдом. Выпив и утолив жажду, король передал кубок князю Арнату, который его опустошил и напился. Но султан сказал королю: „Ты не просил у меня позволения дать ему напиться, и потому я не обязан сохранить ему жизнь“, и, сев на коня, он покинул их, терзаемых пламенем ужаса. Он не спешивался, пока его палатки не были поставлены, значки и флаги водружены, а знамена принесены с поля боя и развернуты над нерушимой оградой. Вступив в свой шатер, он велел привести князя, нанес ему своей рукой удар мечом и убил. Тело покатилось по земле; по приказу султана, голова была отделена от тела и труп подтащили за ноги к королю, а затем, к ужасу последнего, бросили снаружи. Султан, видя короля встревоженным, охваченным страхом, переживающим, позвал его, дал ему знак приблизиться, успокоил, унял его страх и, дав ему место подле себя, сказал ему: „Этот человек пал жертвой своей злобы; как ты увидел, его вероломство погубило его самого, его заблуждения и дерзость стали причиной его смерти“» (Имад ад-Дин).

Мученик за веру: как погиб Рено де ШатийонВ записях второго биографа Саладина, Баха ад-Дина, отмечается, что султан, едва Рено был схвачен, решил его убить, дабы сдержать клятву. «Он велел привести его к себе, как и короля. Тот страдал от жажды, так что султан передал ему кубок шербета. Король, испив из него, передал кубок Арнату, после чего султан сказал переводчику: „Уведомь короля, что это он дал напиться тому человеку, но я не давал ему ни питья, ни еды“. Сказав это, он дал понять, что честь запрещает ему дурно обращаться с тем, кто ел его хлеб. Затем он его ударил в шею [обезглавил] своей рукой, дабы исполнить данную им клятву». Далее в работе Ибн Шаддада приводится более полный рассказ: «Когда Аллах даровал ему эту победу, он заседал в дихлизе [6] его шатра, ибо тот еще не был поставлен, и его воины приходили искать его благоволение, представляя ему пленников, схваченных ими, и вождей, найденных ими. Наконец шатер был поставлен и султан уселся там... К нему привели короля Жоффруа [Ги], его брата и князя Арната. Затем он дал королю шербета из розовой воды со льдом. Тот, изнеможенный жаждой, отпил лишь часть, а потом передал кубок князю Арнату. Султан сказал переводчику: „Дай знать королю, что это не я, а он дал напиться тому человеку“. Он перенял похвальный и благородный обычай арабов (бедуинов), которые даруют жизнь пленнику, если тот поел или пил то, что им принадлежит. Затем он приказал отвести их в место, приготовленное для их приема, и когда они поели, он велел привести их обратно. Подле него было лишь несколько слуг. Усадив короля в прихожей, он призвал князя и, напомнив тому о том, что он раньше говорил [Рено якобы заявлял своим пленникам: „Скажите вашему Мухаммаду, чтобы он освободил вас“], сказал ему: „Я тот, кто поможет [пророку] Мухаммаду против тебя!“ Тогда он предложил ему перейти в ислам, и после его отказа вытащил меч и нанес ему удар, отделивший руку от плеча. Слуги поспешили добить пленника, и Аллах быстро унес его душу в ад. Труп вытащили наружу и бросили у входа в шатер. Король, видя какая участь настигла его спутника, посчитал, что он станет второй жертвой, но султан вызвал его и унял его опасения: „У королей, - молвил он, - нет обычая убивать друг друга, но этот человек перешел все границы; поэтому с ним случилось то, что ты видел“».

Сам Саладин в послании (сохранившемся у Абу Шамы) тоже приписывал себе сей славный «подвиг»: «Мы дали обет ударить по шее [т.е. казнить] князя, господина Керака, этого предателя, этого короля неверных, этого беглеца из ада. Как только он предстал перед нашими глазами, мы убили его». Здесь вновь обращает на себя важное обстоятельство: Рено де Шатийон фактически приравнивается к королям - настолько он досадил Саладину, что и в адской, и в мирской иерархии, по мнению султана, Арнат занимал высокие места. В другом послании Саладина, после Хаттина, Рено отводится целая фраза: «Князь, да проклянет его Аллах, был взят в плен и слуга [т. е. сам Саладин - письмо было адресовано халифу в Багдад] пожал свои плоды, убив его своей рукой и тем самым исполнив обет».

Ибн ал-Асир впоследствии мог резюмировать: «Когда мусульмане восторжествовали над врагами, Салах ад-Дин, удалившись в свой шатер, велел привести короля франков и князя Арната, владыку Керака, и усадил сбоку от себя первого из них, умиравшего от жажды. Он дал ему напиться - воды, охлажденной снегом. Выпив, король предложил остальное питье князю Керака, который тоже напился. Тогда султан сказал: „Этот проклятый пил воду без моего разрешения, так что на него не распространяется гарантия неприкосновенности“. Затем он обратился к князю, напомнив ему о его преступлениях и перечислив ему случаи его вероломства. После чего он поднялся, подошел к князю и отрубил ему голову, сказав: „Я дважды клялся убить его, если возьму в плен: впервые - когда он захотел выступить против Мекки и Медины, а во второй раз - когда он изменой захватил караван“. Когда Салах ад-Дин убил князя, его тело выволокли из шатра. При виде этого король весь затрясся, но Салах ад-Дин успокоил его и гарантировал ему жизнь».

Камал ад-Дин в целом пересказал Баха ад-Дина, вплоть до мелочей, добавив (из труда Ибн ал-Асира?), что султан дважды клялся убить Рено. Вновь звучат слова о том, что Арнату было предложено обратиться в ислам, но он отказался, после чего султан ударил его мечом и разрубил плечо, слуги довершили начатое. Пассаж о смерти Рено завершает вновь позаимствованная у Ибн Шаддада фраза Саладина о том, что не в обычае у царей убивать себе подобных.

Некоторые интересные детали встречаем у Абу-л-Фараджа: вслед за Имадом, он сообщает, что Саладин усадил рядом с собой и короля, и князя Арната. Ги, потребовав воды сразу, как только сел, получает ее, охлажденную снегом, с разрешения Саладина. «И когда он выпил половину ее, он дал другую половину Арнату, и он выпил. Тогда Салах ад-Дин сказал: „Ты не имел права дать ему выпить, вопреки моей воле“. И Ги сказал султану: „Жажда - это смерть; так что не казни его двумя смертями. Поражение - это убийство; поэтому не убивай его дважды“. И его слова пришлись по душе султану, и он был готов пощадить Арната, если бы знатные люди не убедили его убить князя. И они сказали ему: „Не подобает жить этому человеку. Ибо, внемли, он приносил клятву [верности] несколько раз, и нарушал ее“. Потому, отослав обоих в разбитый для них шатер, час спустя он послал за Арнатом и велел доставить его к себе; и он вытащил меч и убил его собственноручно. Ныне Арнат был стар, опытен в военном деле, и не было пределов его силе и храбрости, и арабы его очень боялись». Однако, ряд деталей у Бар Гебраи: речь Ги, колебания Саладина, упоминание среди пленников «госпожи Тивериады» (супруга беглого графа Раймунда) - всё это не находит подтверждения в других хрониках и не производит впечатление достоверности.

В христианских источниках, составленных по горячим следам, подробностей немного. «Князь Рено взят в плен и убит», читаем в послании братьев Госпиталя из-за моря магистру Италии. Но в письме генуэзских консулов папе Урбану о событиях в Святой земле уже находим, что «Саладин… князя Рено де Шатийона убил своей рукой». Положительная характеристика князя Рено («превосходство столь ценимого мужа») и резко отрицательная - Саладина («сей тиран», движимый яростью, «собственноручно отрезал достойную и отягощенную летами голову») содержится и в «Итинерарии паломничества и деяниях короля Ричарда», памятнике Третьего крестового похода. Примечательно, что здесь Саладин убивает Рено своими руками. Пока еще нет рассказов о кубке или громких фраз, которыми обменивались участники данного действия.

Классический вариант гибели князя Керака содержится в источниках первой половины XIII в., «хронике Эрнуля» [7] и в «Истории императора Ираклия» [8]. Первым в шатер Саладина провели короля, за ним следовал князь Рено из Керака; за ним ввели Онфруа, его пасынка; потом магистра Храма; потом маркиза Бонифацио Монферратского; затем графа Жослена; потом коннетабля Эмери, приходившегося королю братом; потом ввели маршала короля. Все эти знатные люди были взяты в плен вместе с королем в битве… Когда Саладин увидел короля и его баронов, стоявших перед ним в его власти, он зело обрадовался. И он увидел, что королю жарко, так как он страдал от жажды и охотно бы выпил чего-нибудь. Он велел принести кубок, полный сиропа, чтобы напиться и освежиться. Когда король напился, он передал кубок князю Рено из Керака, сидевшему сбоку от него, чтобы и тот напился. Когда Саладин увидел, что король дал напиться князю Рено перед ним, которого он ненавидел больше всех на свете, то он был крайне разгневан и опечален. Тогда он сказал королю: «Меня рассердило то, что вы дали ему [выпить]. Но, раз уж ему дали (напиться), пусть пьет вволю, но с тем, чтобы ничего другого не пил более. Кто бы ему не передавал что-либо, я не позволю ему жить, отрубив ему собственноручно голову, ибо он никогда не соблюдал ни клятв, ни данных им обязательств хранить перемирие». Когда князь Рено напился, Саладин велел схватить его и вывести из шатра. Тогда он потребовал меч, его ему принесли и он его взял; тогда он отрубил ему голову, а потом велел ее взять и приказал, чтобы ее провезли по всем городам и всем замкам его страны. И так и сделали.

Значительно отличающаяся от этой версии Лионская рукопись «Истории Ираклия» вносит дополнительные оттенки в сцену последних мгновений жизни Рено де Шатийона, хотя достоверность этих слов под вопросом: «Когда он [Саладин] увидел их [пленников], столпившихся перед ним, то сказал королю, что крайне рад и весьма почтен тем, что в его власти пленники столь ценные, как король Иерусалима, магистр Храма и иные бароны. Тогда велел он, чтобы принесли сиропа, разбавленного водой, в золотом кубке. Он отведал его и передал королю, чтобы тот напился, сказав ему: „Пейте смело“. Король, сильно страдая от жажды, выпил и передал кубок князю Рено. Князь Рено не стал пить. Когда Саладин увидел, что он передал кубок князю Рено, он разгневался и сказал тогда князю Рено: „Пейте, ибо вы никогда не будете пить снова“. Князь ответил, что, будь на то воля Божья, он бы не пил и не ел ничего принадлежащего ему. Саладин спросил у князя Рено: „Князь Рено, по вашему закону, если бы вы держали меня в вашей темнице, как я ныне держу вас в моей, что бы вы сделали со мною?“ Он ответил: „С Божьей помощью, я бы отрубил вам голову“. Этим непримиримым ответом Саладин был крайне разгневан, сказав: „Свинья, ты в моей темнице и мне же отвечаешь столь горделиво“. Он держал в своей руке меч и нанес им удар сквозь тело. Мамлюки, стоявшие вперед него, набросились на него и отрубили ему голову. Саладин омыл лицо в его крови, в доказательство того, что отомстил. Затем он велел доставить его голову в Дамаск и провезти по стране, чтобы показать сарацинам, коим князь причинил столько вреда, что они отмщены».

Новый сюжет: Рено отказывается пить. Интересно, что в «Краткой истории Иерусалимского королевства» король Ги просит Саладина дать ему напиться и его просьбу тотчас удовлетворили. Тогда и князь попросил напиться у Саладина, и тот ответил, что ничего ему не даст. Ибо у сарацин был обычай, что если они кому-либо давали напиться, тому потом уже не причиняли вреда. Тогда Саладин сказал князю, что стал честным человеком и что не желает клясться, разве лишь на завязках своей обуви; и тот пошел против клятвы, которую дал Господу и кресту, в которых веровал сей князь, и что нарушил данное ему слово. Тогда сказал, что ничуть об этом не сожалеет. И, отделив его от прочих, его голову своими руками отрубил.

Саладин, умывающийся кровью врага, может показаться необычным (до такой дикости курд обычно все же не доходил), но вспомним, что Михаил Сириец (которому отказывался верить Г. Гибб) записал, что «Саладин убил своей рукой старого Арнальда и триста „братьев“ [тамплиеров и госпитальеров], и искупался в их крови». Согласно «Истории патриархов Александрийских», Саладин «омочил руку в его крови».

Обнаруженная Ж. Ришаром в Ватикане рукопись (Reg. lat. 598) - всемирная история до 1266 г. - содержит описание событий в Святой земле 1187 г., во многом схожее с хроникой Робера Осерского (около 1210 г.). Согласно этим текстам, после поражения князь Рено был доставлен к Саладину. Восхвалив князя («муж, охочий до советов, [воздержания] и уважения, решительный борец с тюрками и вернейший защитник наших»), оба хрониста отмечают, что Саладин, коему Рено нанес немало тяжкого урона и который столько перенесший от князя, малость порассуждав, потом своим мечом обезглавил его.

Итак, основываясь на текстах хроник и писем современников, можно представить следующую картину. Рено ввели не то в прихожую, не то в сам шатер Саладина и усадили подле короля Ги. Оба франка находились рядом с Саладином. Баха ад-Дин прибавляет к ним Эмери де Люзиньяна - это придает больше веры заявлениям Пьера Блуаского со ссылкой на Эмери как своего информатора. Хроники Заморья XIII века присоединяют к пленникам и прочих «баронов», включая Онфруа Торонского, магистра Храма, маркиза Монферратского (старшего), графа Жослена III де Куртенэ (по другой версии, пробился в Яффу) и маршала Готье Дюрю. Эти же источники подтверждают, что Рено и король сидели бок о бок.

Султан, не без лицемерия, обвинил Рено в его «злодеяниях» (т.е. войне против мусульман) и нарушении клятв и соглашений. Рено не стал оправдываться и напоминать Саладину про его собственные провокации к нарушению перемирий, но ответил достойно и честно: «Но таков, воистину, обычай королей, и я лишь следовал по проложенному пути». Этот диалог прослеживается по источникам с мусульманской стороны; Ибн ал-Асир помещает его после упоминаемого далее сюжета с утолением жажды. Однако, и версия «Эрнуля» / «Истории Ираклия» знает подобные обвинения в адрес Рено, прозвучавшие после передачи кубка.

И вот начинается эпизод с кубком (его рассказывали все авторы практически одинаково). Султан, заметив терзавшую Ги де Люзиньяна жажду (или после его прозвучавшей просьбы), велел принести тому подслащенной / простой воды со льдом. Ги, утолив жажду, передал золотой кубок с оставшейся водой Рено - либо машинально, понимая, что его спутник тоже хочет пить, либо даже намеренно, зная об арабском обычае. Последний заключался в том, что вкусивший еды или питья пленник получал гарантии безопасности. Но султан, прекрасно понимая это обстоятельство, тут же разрушил иллюзии пленного государя Иерусалима, заявив, что не он, Саладин, а Ги, без дозволения султана, дал кубок князю Керака, а потому последний не получит права на жизнь.

Лионская рукопись «Истории Ираклия» [9] резко отличается в трактовке событий как от арабских хроник, так и от христианских источников [10]. Во-первых, Рено (согласно одной латинской хронике, князь - тоже в разрез с традицией - сам попросил у Саладина напиться) не стал пить воду врага (о чем и заявил вслух), хотя даже султан разрешил ему (с угрозой, что это его последнее питье). Тогда Саладин, решив потешиться напоследок, осведомился у Рено: «Князь Рено, по вашему закону, если бы вы держали меня в вашей темнице, как я ныне держу вас в моей, что бы вы сделали со мною?» Ответ был совершенно неожиданным для султана: «С Божьей помощью, я бы отрубил вам голову». Разозленный султан обозвал Рено свиньей (обычный эпитет для христиан у мусульман). Этот отрывок явно послужил основой для воображения Мэтью Пэриса, который его перевел на латынь с вольными отступлениями (например, не названный по имени «князь Антиохии» томится от голода и жажды в темнице Саладина, и только потом его доставляют к султану). У Мэтью фраза Рено полностью звучит так: «Если бы Господь мне помог, ты был тотчас же обезглавлен. Но поскольку ты король, пусть и неверный, и тебя не может убивать кто-то низкого происхождения, я бы сам тебе отрубил голову». Саладин отзывается: «Твои собственные уста произнесли тебе приговор». Велев принести свой меч, он сказал: «И я тебя немедля обезглавлю». В версии Пэриса связанный князь сам подставляет шею под меч, обозвав напоследок своего убийцу «псом», и поручает свою душу Господу. Саладин вынужден признать: «Непоколебимый человек, даже в смерти непобежденный». Пэрис ссылается на свидетельство мэтра Ранульфа Безака, врача короля Ричарда, отправленного к Саладину «для освобождения оного князя» (?!). Смелые ответы Рено султану передает и поздняя армянская хроника Смбата.

Ход дальнейших событий не совсем ясен. По версии Имад ад-Дина, Саладин на время оставил пленников, дождался, пока не разобьют его шатер, после чего велел туда привести Рено. Согласно Ибн Шаддаду, шатер был уже поставлен и все описанные выше сцены происходили именно в нем; султан просто отослал пленников, чтобы те поели, а потом велел привести их (видимо, уже только вдвоем - короля и Рено) к себе. Кстати, здесь важное расхождение с Имадом: Рено не имел права на кубок с водой, но он все-таки вкусил хлеба Саладина и тем самым, по логике вещей, должен был получить гарантии жизни. Как утверждают старофранцузские хроники, Рено был выведен из шатра и там убит. Но больше оснований согласиться с арабскими авторами - последние мгновения жизни князя Керака протекали под пологом царского шатра. Примечательно, что согласно обеим версиям Рено погибает в одиночестве, а не на глазах у соратников. Христианских свидетелей гибели Рено не было, но можно не сомневаться - прояви он хоть какое-то подобие слабости и малодушия, об этом охотно рассказывали убийцы, а потом занесли в свои хроники биографы Саладина и мусульманские историки. Но ничего подобного мы не наблюдаем. Пьер Блуаский мог преувеличивать, подчеркивая идеальное спокойствие убиваемого неверными Рено, но в целом он был прав.

В шатре Саладин после нескольких вводных слов (очередные обвинения и предложение стать мусульманином, на что последовал отказ) поднялся, подошел к Рено и нанес ему удар мечом. Неясно, была ли рана смертельной, или же (версия Ибн Шаддада - точнее, одна из двух версий убийства, занесенных в его книгу) султан лишь разрубил князю плечо, либо пронзил насквозь (версия Лионской рукописи «Истории Ираклия»). Скорее всего, присутствовавшие здесь телохранители Саладина сразу же после этого набросились на Рено. Поэтому не имеет значения, чей удар был решающим - убийство было групповым, а Саладин лишь ударил первым.

Прикончив пленника и отделив его голову от тела (вряд ли этим занялся Саладин лично), слуги протащили труп мимо Ги (он оставался в прихожей) наружу, бросив у входа в шатер. Султан, расправившись с беззащитным пленником, похоже и сам почувствовал себя неловко, пустившись объясняться перед Ги де Люзиньяном. Его слова приводит Имад ад-Дин. Формальности убийства были соблюдены - пленник отказался от принятия ислама, но как раз эту-то деталь Имад и не стал упоминать! Поэтому и потребовалось вписать в биографию Саладина то, что султан всего лишь хотел унять напуганного короля Ги (вряд ли тот успокоился, видя залитое кровью лицо победителя...), и потому произнес слова (целую речь, согласно египетской «Истории патриархов Александрийских») о том, что Рено сам себя погубил. Баха ад-Дин и Камал ад-Дин, оказавшись почестнее, оставили также сообщение о предложении, сделанном Саладином Рено (отречься от христианской веры) и несогласии последнего, предшествовавшем убийству.

Подчеркну: попав к мусульманам, Рено был обречен изначально - султан дважды клялся убить человека, которого ненавидел больше всего на свете. Сеньор Керака это знал и не питал иллюзий насчет своей судьбы. Это и позволило ему поступать свободно и искренне. Он вел себя с такой независимостью, словно был не изможденным жаждой и усталостью пленником у сидения раздувающегося от самодовольства мусульманского владыки, а председательствующим перед вассалами в зале своего замка могущественным сеньором пограничья Иерусалимского королевства. Не имеет смысла задаваться вопросом (как это делают иные авторы), провоцировал ли Саладин Рено (либо Рено - Саладина), или же утверждать, что слова Рено вызвали гнев победителя.

Как было уже отмечено, Имад ад-Дин (несомненно, нарочно) опустил важный момент в «беседе» представителей двух миров. Подчеркивая изначальную обреченность Арната и твердое намерение Саладина убить своего врага (а также других пленников - только натолкнувшись на сопротивление воинов, не желавших терять деньги, Саладин ограничился истреблением тамплиеров и госпитальеров), панегирист Йусуфа «позабыл» о другой фразе, также прозвучавшей вечером 4 июля: Рено де Шатийону было предложено перейти в ислам. Конечно, «проклятый, нечестивый и жестокий Антихрист» заранее знал ответ, но был обязан задать вопрос в согласии с нормами ислама - меч или символ веры. В любом случае у Рено был шанс согласиться и тем самым спасти себя. Ренегаты у Саладина встречались и раньше, будут они и позже. На подобную карьеру Рено, разумеется, не смог бы рассчитывать, свободу ему тоже вряд ли бы предоставили, но зато он был бы жив.

Но князь Керака остался верен себе - и христианству - до конца. Он гордо отказался. Многие единоверцы-современники не забыли об этом поступке, поняв и оценив его мотивы. Источники подчеркивают крепость веры князя Керака: «христианнейший муж был убит рукою Саладина» (Обри де Труа-Фонтэн и Уильям Ньюбург), казненный «в исповедании истинной веры» (продолжатель Оттона Фрейзингенского). По словам Пьера Блуаского, Рено, «превосходный и упорнейший исповедник Христов», напротив, сам попытался обратить «вавилонского пса» в христианскую веру. Он указал своему «собеседнику» на «заблуждения» ислама и «порадовал» перспективой оказаться в аду, если Саладин и далее продолжить притеснения верующих во Христа. Подобная проповедь маловероятна (Пьер больше ориентировался на примеры раннехристианских мучеников), но князь, услышав о предложении стать мусульманином, действительно мог, не без издевки (сарказм, похоже, был отличительной чертой характера Рено), сделать обратное предложение султану - самому креститься. Интересно, что оба объясняются «на арабском языке»: Рено выучил его еще в шестнадцатилетнем заключении в Алеппо. Но утверждения биографов Саладина о разговоре через переводчика тоже имеют право на существование - они объясняются как престижем султана, так и тем, что Рено мог не уловить всех тонкостей общения на чуждом ему языке и требовался поднаторевший в обоих языках человек. Кроме того, переводчик мог на самом деле присутствовать на начальном этапе общения короля, Рено и Саладина, но в минуты перед убийством, когда князь в одиночестве стоял перед Саладином и его вооруженными слугами, толкователь уже не требовался.

Само предложение о смене веры лишний раз доказывает то, что «беседа» разворачивалась по заранее продуманному сценарию. Неважно, что сказал бы (или не сказал) Рено, хотя говорил он и смело, и остроумно, и честно, достойно встретив смерть. Саладин с самого начала намеревался убить князя Керака. Он действовал хладнокровно, а не в пылу гнева - впрочем, как и все его решения применительно к судьбе пленников-христиан.

С точки зрения Пьера Блуаского, смерть [11] сделала Рено образцовым «славным мучеником Божьим» (Мэтью Пэрис), вослед святым мученикам Лаврентию и Андрею. Нельзя не признать справедливость подобного взгляда, поскольку Рено своими поступками действительно олицетворял традиционные ценности храброго и благородного воина-крестоносца, грозного врагам (и чуждого надуманной политике «толерантности», столь популярной в нашем мире), славной смертью завершившего свое паломничество длиной в десятилетия. «Как слоны оживляются для боя при виде крови, так и, с еще большим пылом, рыцари Христовы воодушевляются при виде Животворящего Креста и памятуя о Страстях Господних…»

Саладин убил своего врага, но не сумел его победить.